Вход 
В Казанской Ратуше реконструировали несостоявшийся концерт Александра Скрябина. В этом неординарном событии участвовал и обозреватель «Казанского репортера».
Праздник начался с изящного маленького квадратного приглашения: «Рѣкторатъ Казанской государствѣнной консѣрваторiи имѣнi Н.Г. Жиганова покорнѣйше просит Васъ пожаловать в четвѣргъ…» Да, да, именно так – с твёрдыми знаками в конце слов, «и» десятеричными и ятями. Стоявшие у входа юноши в камзолах, барышни в вечерних туалетах, фланировавшие по фойе, электрические канделябры-светильники да и весь пышный интерьер бывшего Дворянского собрания настраивали на особо торжественный лад. Красные ковровые дорожки на мраморных лестницах вели в бело-золотой Колонный зал, где уже расставлены были стулья для избранных гостей. Рояль фирмы Steinway & Sons, перевезённый сюда из Казанской государственной консерватории, приковывал внимание вошедших… В общем, всё именно так, как любил сам Александр Николаевич Скрябин.
– Афишу эту я нашёл несколько лет назад, а сейчас вспомнил про неё, – рассказал ректор Казанской консерватории, профессор Вадим Дулат-Алеев. – И возникла идея: вот было бы здорово, если бы мы попробовали реконструировать этот концерт. В своё время, когда я обнаружил афишу, я был очень удивлён, ведь дата смерти Скрябина несколькими днями раньше, чем объявленный концерт. Сначала я подумал, что опечатка, но потом узнал, что у Александра Николаевича планировалось выступление в Казани 21 апреля 1915 года. И может быть, даже не одно. Ведь на афише значится «Первый концерт». Но это же не первое пребывание Скрябина в Казани.
Действительно, в мае 1910 года в беспрецедентной по тем временам просветительской акции симфонического оркестра Сергея Кусевицкого, отправившегося в концертный тур на пароходе вниз по Волге, Александр Скрябин принял участие в качестве солиста. Для пианиста-композитора немецкой компанией Bechstein специально был изготовлен рояль меньше обычного, поскольку инструменту не раз предстояло переместиться с палубы на берег, в зал, и обратно. Но его звук сочностью и тембром ничем не уступал большим сородичам.
Гастрольный тур состоял из девятнадцати концертов в одиннадцати городах – Углич, Тверь, Рыбинск, Ярославль, Кострома, Нижний Новгород, Казань, Саратов, Царицын, Астрахань, Самара. В некоторых городах, в том числе в Казани, играли и на обратном пути. Звучали произведения Людвига ван Бетховена, Рихарда Вагнера, Ференца Листа, Камиля Сен-Санса, Николая Римского-Корсакова, Сергея Танеева, Петра Чайковского и самого Александра Николаевича. «Скрябин удивительно вдохновенно, художественно сыграл свой фортепианный концерт, захватив слушателей своей магической силой», – отмечала «Русская музыкальная газета», описывая выступление в Казанском городском театре. А «Русские ведомости» безапелляционно указывали, что «в глухой русской провинции услышали и узнали, хотя немного, музыку одного из замечательнейших современных композиторов, причём, не будь этого турне, возможно, что понадобился бы добрый десяток лет, чтобы эта музыка дошла до тех городов».
В марте 1912 года Скрябин вновь побывал в Казани, чтобы дать сольный концерт. Звучали его прелюдии, мазурки, «Окрылённая поэма», «Листок из альбома», «Сатаническая поэма». Новаторское творчество композитора не всем пришлось по вкусу. «Им можно восхищаться, возмущаться, писала газета, но он не оставит никого равнодушным», – подводил итоги споров «Казанский телеграф». А «Русская музыкальная газета» обвиняла казанцев в провинциализме: «Зал Дворянского собрания наполовину был пуст. Публика довольно холодно принимала композитора-пианиста. Впрочем, иного и нельзя было ожидать. Воспитание казанцев идёт медленно».
Апрельское выступление 1915 года в Дворянском собрании должно было стать третьим гастрольным концертом Скрябина в Казани. Планам помешала внезапная нелепая смерть композитора. Сорокатрёхлетний Александр Николаевич попытался избавиться от прыщика на губе, выдавил его и – заражение крови привело к печальному исходу.
И вот – «Нѣ состоявшiйся в 1915 году концертъ состоится къ 150-лѣтiю А.Н. Скрябина» – обнадёживала стилизованная афиша.
– Нам очень хотелось, чтобы этот концерт прошёл в том же самом месте, где и планировался, – продолжил Вадим Робертович свой рассказ. – Мы обратились к мэру Казани, и нашли понимание у Ильсура Раисовича. Метшин помог нам, чтоб именно в этот день для нас открылись двери Казанской Ратуши.
Я уж не стал напоминать Дулат-Алееву о разнице в датах: когда в 1918 году в нашей стране григорианский календарь сменил юлианский, то 21 апреля стало 4 мая. Так что концерт прошёл вовсе не день в день, а несколько раньше запланированной Скрябиным даты. Да и так ли уж это важно для тех меломанов, что в предвкушении чего-то волшебного заполняли в этот сумрачный день Колонный зал бывшего Дворянского собрания? А Вадим Робертович между тем подчеркнул:
– Благодаря дате и месту из архивной афиши наш концерт стал уникальным событием в ряду мероприятий, которых очень много в России в этом году, посвящённых стопятидесятилетию Скрябина.
И с этим спорить было абсолютно невозможно. Событие и впрямь стало редкостным по своему эмоциональному накалу.
Звучала музыка в исполнении выдающегося «скрябиниста» Евгения Михайлова и двух его учеников – Тагира Камальтдинова и Ван Юйцяня, а Ирина Григорьева и Алексей Гомазков блистательно сопровождали музыкальные номера стихотворениями поэтов Серебряного века – Константина Бальмонта, Андрея Белого, Игоря Северянина, Анны Ахматовой, Марины Цветаевой, Константина Фофанова, Леонида Андреева…
– Если бы мы придерживались только той программы, которую обычно исполнял Скрябин, а он любил играть только себя современного, к тем произведениям, которые были уже сыграны, он никогда, практически, не возвращался, то мы вынуждены были бы выстроить программу только из поздних сочинений, а это бы обеднило концерт, – раскрыл тайну закулисной подготовки профессор кафедры специального фортепиано Казанской государственной консерватории Евгений Михайлов.
И всё же программа была восстановлена с большой долей вероятности. Ведь биография Скрябина достаточно хорошо изучена, осталось множество свидетельств о концертах, которые были даны им в других городах незадолго до предполагаемого визита в Казань. Вот и зазвучали в апрельский вечер 2022 года мазурки e-moll и gis-moll, «Листок из альбома», Соната № 9, «Гирлянды», «Тёмное пламя» и семь прелюдий из 11 opus’а, виртуозно сыгранные Евгением Михайловым, поэма «К пламени» и Соната № 1 фа минор в порывистом исполнении Тагира Камальтдинова, Прелюдия и Ноктюрн для левой руки в пронзительном и точном воспроизведении Ван Юйцяня. Им удалось создать в воображении зрителей образ Скрябина, одновременно лирического и порывистого, бунтующего и воспевающего многокрасочный мир. Палитра разных стилей и разных жанров создали своеобразную ретроспективу творчества композитора, привлекательную не только для зрителей, но и для музыкантов.
– Я думаю, что у ребят большее будущее, – лаконично охарактеризовал своих учеников Михайлов. – Это одни из многообещающих, перспективных пианистов.
Это не просто лучшие студенты Евгения Владимировича, но и одни из лучших молодых пианистов Казани, которые ведут концертную жизнь по всей России. Публика их знает и любит уже давно. Ван Юйцянь приехал из Китая специально, чтобы получить образование в Казанской консерватории. Его успехи оказались настолько велики, что он уже играл и на празднике в честь инаугурации президента Татарстана Рустама Минниханова, и на Гала-концерте XXXIX Шаляпинского фестиваля, и солировал на концерте с Государственным академическим симфоническим оркестром Республики Татарстан… А Тагир Камальтдинов зарекомендовал себя, неоднократно выступая с Государственным академическим симфоническим оркестром Республики Татарстан, Государственным камерным оркестром «La Primavera», Юношеским симфоническим оркестром России имени Леонида Николаева, Государственным симфоническим оркестром «Новая Россия»…
Произведения Скрябина – не так уж и просты для понимания и исполнения. Известный философ Алексей Лосев утверждал: «Слушая Скрябина, хочется броситься куда-то в бездну, хочется вскочить с места и сделать что-то небывалое и ужасное, хочется ломать и бить, убивать и самому быть растерзанным. Нет уже больше никаких норм и законов, забываются всякие правила и установки». Такая оценка творчества композитора опирается на его собственные умозаключения о собственной значимости и роли, которую он призван сыграть в обществе. В двадцатилетнем возрасте Скрябин пишет в письме к Богу: «Я иду возвестить мою победу над Тобой... Ты дал мне познать мою бесконечную силу, моё безграничное могущество, мою непобедимость, ты подарил мне торжество...» Чуть позже он возвестит: «Саваоф, я уничтожаю тебя несокрушимою силою моего желания и моей мысли. Тебя нет, и я свободен. Улыбка моей блаженной радости, безмерной и свободной, своим сиянием затмила боязливый и осторожный блеск твоих солнц». И наконец он констатировал: «Бог – это Я».
– Я думаю, что любое музыкальное сочинение больше той программы, которая за ним стоит, – уверенно произнёс Евгений Михайлов. – Можно по-разному относиться к философским исканиям Скрябина, но его музыка гораздо больше, глубже, шире и возвышеннее даже его собственных утверждений. Поэтому давайте просто слушать музыку…
Но одно дело слушать музыку, а другое – слышать её, понимать и воспринимать. Тем более, такие сложные для осознания произведения, каковыми являются все без исключения opus’ы Александра Скрябина. И тем не менее, зал был единодушен в эмоциональном настрое. Затаив дыхание, вслушивался он в каждую ноту, извлекаемую из Steinway & Sons. Кстати, почти вся публика состояла из celebrity. Здесь и легенда казанского телевидения Лия Загидуллина в очаровательном наряде и шляпке, достойной королевских скачек в Аскоте, и талантливейший художник нашего времени Надир Альмеев, и выдающаяся журналистка Казани Любовь Агеева… Но в Колонном зале Казанской Ратуши было в тот вечер немало и молодёжи.
– Одна из наших целей, наших идей заключается в следующем, – откровенно признался Вадим Дулат-Алеев. – Хоть мы и говорим про восстановление концерта, это для нас имеет не архивное, а, скорее, символическое значение. Атмосфера Дворянского собрания эпохи Серебряного века тоже была для нас важна, скорее, как художественно-поэтический символ. А поскольку это было воспринято публикой с интересом, мы подумаем и дальше, как можно использовать театрализованные способы подачи музыкального материала. Да, мы, конечно, будем продолжать двигаться в этом направлении, поскольку увидели, что это способствует тому, чтобы музыка была воспринята зрителем более глубоко и произвела на него лучшее впечатление. И, в конечном итоге, это позволит нам расширить круг посетителей концертов классической музыки, приобщив к искусству, быть может, неискушённую и не вполне подготовленную молодёжь.
То, что такой подход – действенен, доказывало и нежелание расходиться после того, как отзвучали последние ноты и струны рояля перестали дрожать. Зрители общались между собой, фотографировались в пышных интерьерах, гуськом тянулись за кулисы, чтобы лично выразить свой восторг исполнителям. А мне подумалось: жаль, всё-таки, что этот литературно-музыкальный спектакль уже история. И почему-то от этой мысли становилось грустно…
Зиновий Бельцев.
Комментарии