​Как тюзовцы остановили время

В Казанском ТЮЗе в пятый раз прошла Всероссийская акция «Ночь искусств». Откровения артистов и музыку в исполнении «НеЗаМи» в кромешной тьме послушал и обозреватель «Казанского репортера».

Собственно, нынешняя задумка руководитель студии для подростков «Театралка» и инклюзивной творческой лаборатории при ТЮЗе «Создавая театр» и режиссёра Дарьи Хуртиной так и называлась – «Музыка в темноте». Однако в этом проекте музыка оказалась не самой главной.

– Мы хотели пообщаться со зрителем на языке чувств, – пояснила мне перед началом Дарья Андреевна. – И попросили Павла Густова, Эльмиру Рашитову, Дарью Бакшееву, Лили Нурель и Полину Малых вспомнить о таких моментах, когда время для них будто замерло. У каждого ведь своё «остановись, мгновенье». Со мной, например, такое случилось в Эрмитаже, когда я увидела «Данаю» Рембрандта. Многие говорят, что от картины идёт некое свечение, а я словно удар почувствовала: меня отбросило к противоположной стене, где я и замерла, любуясь картиной.

Тем временем зрители заполняли зал. Они ещё не догадывались, что их ждёт. Их немного, времена нынче не те, чтоб устраивать аншлаги с забитыми до отказа креслами, ложами и галёрками. Закон о пятидесятипроцентном заполнении тюзовцы чтут. На часах – половина десятого, вечер в самом разгаре. Свет погас. И в полной тишине громко прошелестел раздвигающийся занавес.

Но сцена тоже была погружена во тьму и в молчание. Двухминутная пауза тянулась целую вечность. Не знаю, как другим, а мне показалось, что я полностью потерял ощущение времени и пространства. Я был не просто в темноте, я был в вакууме.

И вдруг тишина разорвалась тонкими хрустальными каплями. Это звучит «НеЗаМи». Название ансамбля составлено из фамилий первых участников группы: Владимир НЕнастин, Диляра ЗАлялиева, Булат МИнуллин. Все они – слепые музыканты. Все – мультиинструменталисты и давно уже живут и работают в этом формате – «Музыка в темноте». Владимир владеет гитарой, гуслями, фортепиано, духовыми инструментами, Булат – бас-гитарой, контрабасом, гитарой, фортепиано, духовыми, примитивной перкуссией, автохарпом, колесной лирой, колоколами, Диляра – скрипкой, перкуссионными инструментами, вистлой, кураем, бедуинской флейтой, автохарпом, мандолиной, колокольчиками Судзуки. Именно эти колокольчики и создавали этот волшебный хрустальный перезвон: то ли мелодичный отсчёт времени, то ли капли из реки наших воспоминаний…

А поверх капель – женский голос: «Мы часто откладываем “на потом” важные вещи – разговор с близкими, например. Не стоит ли самим остановиться и задуматься над чем-то важным, пока жизнь насильно и властно не сделала это за нас?». Рашитова говорила уверенно, весомо, убедительно. Эльмира Мияссяровна – не только актриса Казанского ТЮЗа, она – режиссёр, преподаватель мастерства актёра, тяготеющая к концептуальным постановкам («Красный уголок» Марка Розовского, «Старший сын» Александра Вампилова, «Наташина мечта» Ярославы Пулинович). Быть может, именно потому ей и был доверен этот вводный монолог.

Незамысловатые истории, последовавшие за этим философическим вступлением, на большую литературу, разумеется, не претендовали. Скорее, это был откровенный разговор a la лагерная «свечка».

Дарья Бакшеева в Казанском ТЮЗе – с января нынешнего года. До этого в её творческой биографии были Смоленский драматический театр, Черемховский драматический театр, Амурский областной театр драмы, Лесосибирский городской драматический театр. Слушая её рассказ о впечатлениях от посещения мемориала на Мамаевом кургане, я вдруг понял за что ей вручили диплом лауреата в номинации «За неудержимую обольстительность» на фестивале-лаборатории муниципальных театров Красноярского края «Камерата плюс – 2019». Было в её повествовании что-то завораживающе-поэтическое, неуловимо напоминающее стилистику старых пьес, скажем, того же Александра Островского, в «Грозе» которого она когда-то весьма недурственно, говорят, сыграла Варвару. В «Грёзах» Шумана, звучавших в мемориале, ей слышались стоны и плач, женские и мужские голоса, и ей было удивительно и непонятно, что окружающие этого не слышат.

– Эта история может показаться довольно простой. Но тогда мне было семнадцать лет, я училась на первом курсе, а он был на пятом, – делилась под пронзительно-ностальгический звук свирели Лили Нурель о таинствах первой любви. За сценическим псевдонимом скрывается Лилия Ахметзянова – актриса и режиссёр Казанского ТЮЗа, недавно представившая нам замечательную сказку «Северное сияние», о которой мы уже писали. Мир юной девушки терял реальность от встречи взглядов, от невинных касаний рук, от сказочных возможностей объявленного на дискотеке «белого» танца, и вдруг:

– Время остановилось для меня – мы с молодым человеком впервые танцевали.

И третья история, рассказанная Павлом Густовым, тоже была связана с музыкой. Во время спектаклей «Из глубины…», поставленного по картинам Ван Гога, и «Продавец дождя», он внезапно терял сознание от всего происходящего на сцене, а в его ушах начинала звучать мелодия.

– И было странно, я оборачивался в поисках источника звука, неужели больше никто не слышит? Нет, только я…

Преподаватель актёрского мастерства в Казанском театральном училище и в Казанской школе «Инклюзион», Густов хорошо знает, что такое – музыка, слышимая только тебе. Роль Гамлета в легендарном спектакле «Розенкранц и Гильдестерн мертвы», которую доверил ему Георгий Цхирава, во многом строилась как раз на этом. Многослойность внешней простоты актёра проявлялась и в нынешнем его незатейливом повествовании о странностях существования на сцене. Когда-то в одном из своих интервью Павел Александрович признался: «Мне кажется, во мне до сих пор жив тот шестилетний мальчик, который испытывает ужас от непонимания происходящего вокруг. Как в жизни, так и на сцене». Этот священный ужас непонимания – наверное и есть таинство рождения сценического образа.

Полина Малых в труппе третий год, но в её активе – шестнадцать спектаклей и немало ярких, запоминающихся и очень разных характеров – Маша Миронова в «Капитанской дочке», бабушка Акулина в «Бывших людях», Мели в «Лисе и винограде», Цецилия в «Приглашении на кАЗнь», господин Шигалёв в «БалБесах». По словам актрисы, она рассказала первое, что ей пришло в голову, – про то, как вместо одного поезда, она оказалась на другом, как проспала свою станцию и в компании с двумя, мягко говоря, асоциальными личностями поехала в пустом вагоне в тупик.

– Я очень люблю Дашу и каждую её инициативу, – призналась Полина Евгеньевна. – Когда я узнала о замысле «Ночи искусств», не просто сразу поддержала, а поняла, что мне самой это просто необходимо. Для меня это был эксперимент над собой – вытянуть из себя откровение, личную историю, раскрыться перед множеством незнакомых слушателей. На сцене ты обычно прикрываешься персонажем, а здесь ты – просто Полина. У меня были странные чувства: поначалу меня даже немного потряхивало от ощущения того, что я вновь возвращаюсь в пережитое, а потом, когда всё закончилось, мне не хотелось уходить, хотелось сидеть со зрителями в тёмном зале.

Она и впрямь спустилась со сцены. Сначала пыталась снимать на свой телефон и своих коллег, и заворожённых слушателей, потом взяла у фотографа профессиональный фотоаппарат и сделала им несколько кадров в полутёмном зале.

Зал даже не предпринял попыток встать с мест даже когда всё завершилось, вспыхнул приглушённый свет, и артисты покинули предписанные действом места. Люди сидели, почти не шевелясь, застыв в анабиозе своих воспоминаний. Кстати, в переводе с древнегреческого, «анабиоз» трактуется как «возвращение к жизни». Таким возвращением к настоящей жизни и стала эта «Ночь искусств» в Казанском ТЮЗе: заглядывая в собственную память, мы обретали самих себя.

И когда Дарья Хуртина предложила сидящим в зале рассказать свои истории про замершее время, то люди неожиданно – может быть, даже для самих себя – начали вытаскивать из потаённых уголков души воспоминания, предназначенные не для всех.Ведь за то время, пока длилась «Музыка в темноте», мы все оказались «одной крови».

Сама Дарья Андреевна рассказала о том, как ещё в школьные годы впервые увидела фильм Андрея Тарковского «Андрей Рублёв»:

– Очнулась я в абсолютно мокрой рубашке, она была мокрой от слёз. И я была одна. Я не заметила, как прозвенел звонок, как мои одноклассники ушли из класса, как учитель оставил меня наедине с самой собой…

– А у вас было так, что, сидя в зале, вы проваливались во времени, пока смотрели спектакль? – обратился с собравшимся Павел Густов.

– У меня было, – раздался женский голос. – На спектакле «Из глубины…»

И истории потекли, одна за другой. То там, то тут, в разных концах зала, люди начинали рассказывать о сокровенном, не боясь остаться не понятым, не услышанным. Неожиданный формат общения, предложенный тюзовцами, был принят, как естественное продолжение живой, настоящей жизни, где нет места маскам.

И время действительно замерло. Оно перестало быть той «текучей современностью», в которой стабильна лишь дестабилизация, а человек перестаёт существовать в неизменном виде и вечно подстраивается под изменчивый мир. «Музыка в темноте» вернула нас к тому постоянству, которое и определяет истинную сущность человека. Мы, хотя бы на этот вечер, победили страхи остаться наедине с самими собой и увидеть в зеркале воспоминаний свою обнажённую душу.

Зиновий Бельцев.