Вход 
В детской новогодней афише Казанского ТЮЗа значится всего один спектакль «Конёк-Горбунок от Ёк до Ок». Его сыграют сорок восемь раз подряд. Обозреватель «Казанского репортера» попытался понять, чем заслужила такой интерес новая постановка.
Театр этот любит экспериментировать. И не только в последние годы: когда в суровые 90-е Театр юного зрителя едва не остался без постоянной аудитории, он бросился на поиски нового театрального языка. Впрочем, об этом, почему-то, не вспоминают и сами тюзовцы, начиная свой отсчёт с постсоветского времени. Да, разумеется, о «золотом веке» Бориса Цейтлина до сих пор ходят легенды – «Дракон» (1988), «Звёзды на утреннем небе» (1988), «Мать Иисуса» (1989), «Добрый человек из Сычуани» (1991), «Буря» (1996) до сих пор у всех на устах. Но ведь были и до этого постановки наших тюзовцев, потрясшие театральный мир: в конце 1970-х постановки пьес Александра Островского, например, составляли серьёзнейшую конкуренцию спектаклям Малого театра.
И вот новый виток экспериментов. В том числе и с названиями спектаклей. В них словно шарада прячется – «Бал.Бесы», «Приглашение на кАЗнь», «Nедоросль». Теперь вот «Конёк-Горбунок от Ёк до Ок».
Выпускник Московского театрального колледжа Олега Табакова и режиссёрского факультета ГИТИСа двадцатисемилетний Максим Иванов пополнил ряд тюзовских претенциозных молодых режиссёров конца первого пандемического года: Александр Туманов, Ильнур Гарифуллин, Пётр Норец. В творческом багаже Иванова – ряд неординарных постановок, уже оставивших свой след в сердцах зрителей – «Пролетарская мельница счастья», «Я убил царя» и «Самый неизвестный солдат» в тюменском театре «Ангажемент» и «Дело корнета О-ва» в московском Центре драматургии и режиссуры. Директор Казанского ТЮЗа Айгуль Горнышева открыла его для себя на фестивале-конкурсе «АРТ-МАРКЕТ», где заявка Максима Иванова на спектакль «Конёк-Горбунок» стала лауреатом.
– В сказке вечно происходят какие-то катастрофы, а когда у нас в жизни что-то случается, мы же произносим «ёк». И только чудо может это «ёк» превратить в «ок», – смеясь, уточнил Максим Валерьевич. – Чтобы всё у нас было «о’кей» нужно чудо. Сказка же про это! Но колорит этой сказки такой мощный, что он закрывает собой смысл. Поставьте терема, наденьте кокошники – и текст Ершова закончится. Поэтому мы и выбрали особый сценический язык, придумали жанр – спектакль-мистерия в стиле джаз-фьюжн, сохранив игровой импульс произведения.
Ну если уж погружаться в языковые игры, то припомним ещё, что «ёк» по-тюркски означает «нет», а «ок» выросло из английского «all correct», в переводе означающего «всё правильно». Именно так и развиваются события в самой загадочной российской сказке. Одна из самых издаваемых в мире, впервые она увидела свет в журнале «Библиотека для чтения» в 1834 году. А спустя тридцать лет итальянский композитор Цезарь Пуни и французский балетмейстер Артур Сен-Леон представили на императорской сцене балет по произведению девятнадцатилетнего Петра Ершова. И к концу ХIХ века по России гуляло около сорока подражаний истории про Ивана-дурака и его лошадку. Да и сам Ершов не останавливался на достигнутом, всё время редактируя свою сказку.
Теперь настала очередь и редакции Казанского ТЮЗа.
Зрителей в театре было немного. Сказываются требования о заполняемости зала. Взрослые – бабушки, мамы и папы – настороженно смотрят за детьми. Дети, в свою очередь, задёрганные взрослыми не спешат проявлять эмоций ни по поводу красиво украшенной ёлочки в фойе, ни по поводу настоящих Деда Мороза со Снегурочкой, словно сошедших с лучших советских открыток, ни по поводу тукаевских, по всей видимости, Козы и Барана, ни по поводу Быка в скафандре космонавта.
Все эти персонажи не случайны. Представление начинается с получасовой интермедии о межгалактическом путешествии в созвездие Быка. Забавно, интересно, ярко. Даже с позиции взрослого зрителя. Да и дети вроде бы немного оживились, прыгая в замысловатом танце возле своих мест в зрительном зале.
Но гаснет в зале свет и в кромешной мгле один за другим вспыхивают три неоновых круга – своеобразный портал в сказочный мир:
За горами, за лесами,
За широкими морями,
Против неба – на земле
Жил старик в одном селе…
Знакомый зачин сказки сопровождается проявлением в черноте сцены странных неоновых фигур, заставляющих поначалу вздрогнуть от неожиданности: уж слишком они напоминают скелеты в царстве Кащея. Но одновременно становится предельно ясным предупреждение театра о том, что яркий мерцающий свет может повлиять на зрителей, подверженных фотогенной эпилепсии и повышенной чувствительности к свету. Вот оно о чём! Не придавшие значения этим строкам на афишах почти сразу же почувствовали головокружение и полспектакля просидели зажмурившись.
Персонажи состоят из отрывистых, нарисованных линий в темноте, что, по мнению творцов спектакля, позволяет ребёнку самому дорисовать героя в своей голове и у каждого появляется свой индивидуальный образ. К тому же всё в спектакле похоже на компьютерную игру, где главный герой проходит уровень за уровнем, зарабатывая себе баллы, уверены создатели «Конька-Горбунка от Ёк до Ок». Но не так уж просто оказалось разгадать эту ассоциацию сидящим в зале.
Культура «чёрных театров», несмотря на свою давность – ещё в Древнем Китае и Древней Японии такими постановками забавляли императоров, в России не прижилась, хотя Константин Станиславский и экспериментировал со светом и его отсутствием.
Отцом современного «чёрного театра» считают французского художника-авангардиста Жоржа Лафайе. Сейчас волшебный театральный язык – новый тип театра, предлагающий ранее неизвестные возможности пластики, света и цвета – обрёл свою прописку в Чехии. Представление там обеспечивается высокотехнологичным оборудованием: мало того, что актёры одевают специальные флуоресцентные костюмы, а декорации изготовлены из специальных светящихся материалов, так ещё разная интенсивность и расположение источников света позволяют создать удивительные иллюзии. В Казанском ТЮЗе таких возможностей, разумеется, нет. И денег на приобретение спецоборудования – тоже. Но это не помешало ему попробовать себя в этом направлении сценического искусства.
– У меня не было задачи устроить шоу, – сразу же отмёл предположения журналистов Максим. – Эстетика спектакля связана с идеей самого произведения. Это сказка о чуде, которое никак необъяснимо, невидимо. Мы можем заметить лишь его отблески, огонёчки в темноте. Остальное дорисовывает наше воображение. И физически, и технически это очень сложный спектакль. Но актёры с удовольствием включились в процесс. Мы не ставили формальных задач, а просто надевали костюмы и танцевали. Существует же театр масок. Так вот, для артистов, этими масками стали костюмы. Но они являются не прикрытием, а наоборот увеличительным стеклом. Актёрская работа ещё сильнее выражается в этих гиперболических формах.
Кстати, не так уж и просто двигаться в неоновом облачении. А ведь именно пластика – девяносто процентов успеха постановок «чёрного театра».
– Всё, что работает в жизни, не работает в этих костюмах, поэтому мы вынуждены были искать ненатуральную физику. Артисты должны быть постоянно с вывихнутыми руками, на полусогнутых ногах. Это непросто даже для атлетов, а тут – артисты, – рассказывал хореограф-постановщик спектакля Никита Белых.
Да и композитор Дмитрий Котов тоже оказался не чужд экспериментального хулиганства:
– Я люблю джаз, и когда мы стали работать над сказкой, костяк первой мелодии был на саксофоне, потом саксофон поплыл через весь спектакль. А потом какие-то конкретные моменты, например, столицу, Москву, создавали в звуке уже клубным качем. Наш Иван Дурак немножко рокер, немножко панк, но при этом очень лиричный персонаж…
Котов использовал в оформлении спектакля несколько современных жанров – ню-джаз, ритм-энд-блюз, хаус, рок, смешанных с фольклорными мотивами. Наверное, это интересно, наверное, это уместно, наверное, это современно. Но когда подобные приёмы уже применялись в этом же театре, буквально на предыдущей премьере, где точно так же старое классическое произведение получило новую жизнь за счёт модернизации сценографии и музыкального оформления, то возникает ощущение ловушки – бесконечного повтора, из которого уже не выбраться…
Уход от реалистичной сценографии Иванов мотивировал необходимостью погрузить зрителя в текст сказки.
Однако текст, созданный Петром Ершовым, чрезвычайно сложен для понимания современным ребёнком – да, что уж там, и взрослым – из-за обилия архаики. Кто сейчас может точно сказать каков был рост Конька-Горбунка, сколько это – три вершка? Или внятно объяснить: как это – к водяному сесть в приказ? И почётно ли быть царским стремянным?
Впрочем, есть тут и ещё один прокол: чтобы текст был услышан, он должен быть и прочитан на высоком качественном уровне. А в Казанском ТЮЗе с чтецами явный напряг. Особенно среди молодой актёрской поросли. Так может следовало бы тогда записать на цифру чьё-то чтение как аудиоспектакль и под него разыгрывать сценическое действо?
К тому же, качественно читать стихи, так, чтобы воображение, следуя за словом, рисовало картины, невозможно постоянно находясь с вывихнутыми руками и на полусогнутых ногах. Так что даже если бы в молодёжном составе труппы и были новые василии качаловы и иннокентии смоктуновские, дмитрии журавлёвы и сурены кочаряны, то и тогда было бы весьма затруднительно им завладеть аудиторией.
Вот и получилось, что за внешними эффектами и детям, и взрослым было непросто уловить смысл сказки, извлечь уроки из рассказанной в полнейшей темноте истории.
Быть может потому в своих многочисленных интервью Максим Валерьевич и разъяснял свою задумку:
– Когда я учился на актёра у Олега Павловича Табакова, я слышал «Конька-Горбунка» в его исполнении, видел постановку в Московском художественном театре по инсценировке братьев Пресняковых. Этот материал существовал, жил внутри меня. Но когда мы с командой начинали придумывать этот проект, многие инсценировщики выражали недоверие к этой сказке, не понимали, как её ставить, про что она. С этим я был категорически не согласен: эта сказка многому учит и меня самого как художника и человека – терпению, смирению.
Ой ли? Мне, например, с детства казалось, что эта сказка о чести, о порядочности, о дружбе, об умении прощать, о возможности достичь любую мечту, если рядом с тобой верный друг… Или иные времена – иные трактовки?
Апологет психодрам, Максим Иванов поставил очередной психологический триллер. И очень неплохо справился со своей задачей, учитывая все сопутствующие обстоятельства – отсутствие опыта «чёрного театра» в России, отсутствие навыков пластической игры в условиях фактически аудиоспектакля, отсутствие должного оборудования. И даже то, что публика «в штыки» восприняла этот сценический эксперимент, тоже хорошо: непривычное, ломающее зону комфорта всегда вызывает сопротивление, но только так можно подняться на следующую ступень интеллектуального развития.
Жаль только, что «выстрел» произведён вхолостую: не на Новогодних утренниках он должен был бы прозвучать. Формат детских праздничных представлений – яркое волшебство, глуповатое по смыслу, но весёлое по содержанию, – здесь подменили поиском глубокого философского смысла бытия. И оттого-то многие и почувствовали себя обманутыми…
Зиновий Бельцев.
Комментарии