Вход 
Казань по приглашению Академического лицея имени Н.И. Лобачевского приезжала семья потомков Николая Ивановича Лобачевского. «Казанский репортер» побеседовал с прапраправнучкой великого ученого Ольгой Шиповой о борьбе за увековечивание памяти создателя неевклидовой геометрии, истории семьи и о том, как Казань в годы репрессий приютила потомков Лобачевского, благодаря чему они спаслись от ссылки в Сибирь.
– Ольга Всеволодовна, я вижу вы с собой привезли немало документов, расскажите о них поподробнее.
– Это документы, которые всю жизнь хранились в нашей семье со времен деда Лобачевского, Давида Николаевича Лобачевского. Он их сумел сохранить и во времена Первой мировой войны, и во времена Второй мировой. Бабушка, уезжая в эвакуацию в Челябинск, брала с собой не вещи, а эти семейные реликвии. Вот, например, свидетельство Его Императорского Величества о присвоении дворянства Давиду Николаевичу и причислению его к роду Лобачевских. У нас в свое время была печатка самого Николая Ивановича, то есть фамильный герб. Но она была передана в 1956 году в музей Казанского университета моей бабушкой Татьяной Давидовной и моей мамой Мариной Николаевной Лобачевской.
– Чем жизнь потомка великого человека отличается от обычного жителя нашей страны?
– Ответственностью. Где-то гордостью, что в твоем роду был такой человек, признанный на мировом уровне гений. Это обязывает. Моей маме в свое время говорили, что Лобачевская может по математике иметь или «отлично» или вообще ничего. Моя дочь учится в физико-математической школе, и у нее есть тот же стимул.
– А склонности есть к математике?
– Да, у Кати (дочери – прим.) есть. У мамы был очень математический ум и ей Казанский университет предлагал поступать сюда.
– Это все происходило в советский период, а в то время семейные истории часто забывали или даже сознательно старались не вспоминать…
– Да, но моя мама наоборот считала своим долгом сохранить эту память. Когда еще не было копировальных аппаратов, она сидела в архивах и вручную переписывала все документы, относящиеся к Лобачевскому, его потомкам. При этом она была партийным человеком, на большой должности и окружающими это не поощрялось, но она никогда это не скрывала. А моя бабушка Татьяна не смогла поступить в институт из-за того, что она везде честно писала, что она Лобачевская и дворянского происхождения. Единственное, что она могла закончить – курсы рентгенологов, потому, что дворян не принимали выше. Тем не менее, никто никогда не отрекался, а наоборот старался хоть что-то узнать об истории семьи. Что интересно, если посмотреть в интернете – там 5 тысяч Лобачевских. И каждый второй считает, что он родственник.
– Наверное есть для этого основания, ведь у самого Лобачевского было как минимум 7 детей… А ах точное количество вообще неизвестно.
– Да, но вот смотрите документы. Вот письмо: по состоянию на 1926 год мой прадед Давид Николаевич все данные о своей семье записал. Алексей умер, Александр был холостой, Николай – мой отец, единственный, кто продолжил ветвь, и еще брат Дмитрий, который по данным нашей семьи пропал в 1918 году в Манчжурии. Вполне возможно, что та ветвь просматривается, но нет документов, а вот по ветви Николая Николаевича только наша семья.
– Вам, наверное, приходилось общаться с людьми, которые считают себя потомками Лобачевского?
– Лет пять назад мне написала письмо с Сахалина Маргарита Александровна Лобачевская. Она разыскивала родственников Лобачевского и хотела у меня найти какие-то доказательства, что они причастны к роду. Они склоняются как раз к ветви Дмитрия, но никаких документов они предоставить не могли.
– Как семья чтит память Лобачевского?
– Моя мама в последние годы преподавала в техникуме и для нее 1 декабря, в день рождения Николая Ивановича всегда с учениками проводила день Лобачевского. Для меня очень важно посетить Арское кладбище, где он похоронен. У меня очень трепетное к нему отношение, пусть это 4 поколения, но он все-таки мой дед.
– А как детям рассказывали про своего великого прапрапрадеда?
–Так и рассказывала дочери, что ты, Катюша принадлежишь к роду известного ученого Николая Ивановича Лобачевского, вот, почитай, пожалуйста. У нас все книги дома о нем есть – и художественные, и документальные, и архивные. Доходит потихоньку, главное чтобы продолжала эту историю.
– Семейная история всегда интересна в контексте истории страны. До революции семейные истории чтили, их хранили и собирали, а потом все поменялось и люди часто наоборот предпочитали забыть о своем происхождении.
– Вот, Давид Николаевич Лобачевский, полковник царской армии, служил в Польше. Начинается войне 1914 года, его призывают на фронт. А его жена Ольга Всеволодовна (кстати, я названа в честь нее), с двумя детьми отзываются в Санкт-Петербург. По дороге ее обворовывают, пропадают все ее драгоценности и значимые вещи.Потом революция 1917 года, дед добровольно переходит на службу в Красную армию. Но поскольку он дворянского происхождения и служил в Белой армии, его быстро списывают. И единственное, куда он, дворянин с образованием, знающий много языков,мог устроиться – это чернорабочим на завод «Красный треугольник», где делали резиновую обувь.
Мою бабушку, поскольку она всегда писала, что она Лобачевская и из дворян, не принимает ни один институт, и она идет на курсы рентгенологов. Но живут они в квартире на Фонтанке. Потом приходит 1935 год и по приказу НКВД его с женой и бабушкой Татьяной выселяют, посчитав, что раз они имеют дворянское происхождение, то они «враги народа». Но тут нужно отдать должное и сказать спасибо Казанскому университету:дед пишет им письмо с просьбой о помощи и им заменяют ссылку в Сибирь, на Казань. Он жил здесь два года со своей семьей. Но где он тут пребывал – неизвестно.
Но потом мой дед, муж Татьяны Лобачевской, не боится ехать на прием к Молотову и упорно доказывает, что Лобачевский не «враг народа», что он ученый и их реабилитируют. Они возвращаются обратно в Санкт-Петербург, но их квартира уже занята. Единственное, что им предоставляют – темную шестиметровую комнату при кухне. Потом война, блокада, в 1942 году из обоих не стало… Бабушке было всего 54 года, дед старше, ему 60.
– И даже в самые непростые годы память о предке передавалась из поколения в поколение? Ведь было множество семей, которые предпочитали забыть семейную историю…
– Конечно. Представляете, моя бабушка, будучи уже высланной, они уже познала, что такое НКВД, но при этом она всегда хранила все документы. После блокады Ленинграда ее отправили в Челябинск, так как она была медиком. Она весь архив везет с собой и не меняет фамилию, хотя могла взять фамилию мужа. Но она очень не любила рассказывать про то время, с удовольствием рассказывала о периоде до 1917 года, как она училась в Твери, была гимназисткой, как ее мама получала из Парижа шляпки чуть ли не каждую неделю, как они жили в Польше. А вот разговорить ее на какие-то воспоминания начиная с 1918 года было очень трудно.Она прожила 93 года, с полном разуме, зная 5 языков и не забывая их.
– Лобачевский проявил себя не только как великий ученый, он и как человек, который в сложные годы не сгибался, он был и общественным деятелем во многом. Эти черты нашли отражение в потомках?
– Моя мама воплотила в себе все достойные черты Лобачевского. Она не только любила свою работу, но была увлечена в любой отрасли, чем бы не занималась.Она и организатор, очень любила работу с детьми, учила их наукам, в том числе и математике. Мама, кстати, как и Лобачевский, очень увлекалась земледелием.
– А Лобачевский увлекался земледелием?
– Когда он приезжал в свое имение в Козловке, он увлекался разведением разных сортов яблонь, кедров, построил ветряную мельницу, завел скот, развел пчел. У него было около 40 сортов кедров и 26 сортов яблонь.
– Это уже после того, как перестал быть ректором университета?
– Нет, это он на лето уезжал. Вывозил туда семью и там жил. Есть воспоминания, что он вставал в 5 утра, обходил весь свой сад. Там же он занимался и наукой, но также очень любил сельское хозяйство.
– А еще ученые в семье есть?
– Мой двоюродный брат по линии бабушки Татьяны, Константин. Он очень увлечен биологией, отдается целиком профессии, до фанатизма. Он в свои 40 лет – доктор биологических наук.
– Чем вы занимаетесь?
– У меня высшее экономическое образование . Я до недавнего времени работала начальником службы внутреннего аудита Кировского завода. Вся история семьи Лобачевских, начиная с моей бабушки, связана с этим заводом. На нем работали все.
А в последнее время мне стало интересно заниматься благотворительностью: создавать приюты для бездомных животных, помогать обществу инвалидов. Меня это так увлекло, что в меру своих организационных возможностей, я сейчас занимаюсь этим.
– Я знаю, что вы еще и работаете над тем, чтобы в Санкт-Петербурге увековечили память Лобачевского.
– У нас в Петербурге нет ни одной улицы Лобачевского. Вообще. Представляете? Нет ни одной математической школы, ни одного лицея, как здесь, два лицея: у Татьяны Вениаминовны Беспаловой Академический лицей имени Лобачевского и еще один лицей Лобачевского в структуре Казанского федерального университета. У меня дочь очень впечатлилась, когда увидела. Говорит, что сама бы с удовольствием там училась. У нас нет такого. Мы пытаемся. Моя мама писала официальное письмо, ходила на прием к Анатолию Собчаку, мэру Санкт-Петербурга. Институт градостроения нам ответил, что предложение будут рассматриваться, но, к сожалению, пока ничего нет.
– Со времен Собчака все рассматривают?
– Да, но я пытаюсь этот вопрос сдвинуть. В Москве, например, есть целый квартал, названный Лобачевским, в Нижнем Новгороде называют площади и даже бизнес-центры. Я считаю, что все-таки доведу это дело. Летом я пыталась пробиться на прием к помощнику губернатора. У нас город большой, много появляется улиц. Я считаю, что все-таки Санкт-Петербург все-таки должен назвать именем Лобачевского хотя бы одну улицу или площадь.
– Или мост…
– Почему бы нет. Вот Казань чтит – тут очень много названо именем Лобачевского. Было очень приятно, когда я шла по улице и спросила, где здесь лицей, мне ответили: «Лобачевского?»
Беседовал Антон Райхштат.
Комментарии