​Мариэтта Чудакова, мы… и другие персонажи Булгакова

26 октября 2017
Культура


Литературовед, писатель и историк Мариэтта Чудакова о реакции Булгакова на смерть Маяковского, письмах Сталину, «социальных лифтах» и дороге в Казань, длиной в 8 тысяч километров.

Удивительно булгаковским получилось казанское выступление выдающегося литературоведа Мариэтты Чудаковой. Ну то есть, даже более булгаковским, чем мы рассчитывали, хотя в объявлении уже значилось, что речь в лекции пойдёт о главном романе Михаила Афанасьевича «Мастер и Маргарита», да и в жизни самой Мариэтты Омаровны – булгаковская тема, пожалуй, главная: наибольшая известность её у публики связана именно с этим писателем, к тому же она – председатель Всероссийского Булгаковского фонда. Так что, вроде бы, и ничего удивительного тут нет, и всё же – удивительно! Как пространство Булгаковского романа расширялось сперва до размеров комнаты, в которой проходила встреча – несколько раз по ходу её отключался свет (кто-то у стенки нечаянно касался выключателя), возникали какие-то странные звуки, создавая эффект присутствия каких-то потусторонних сил, – а после и до размеров страны, и даже больше! И ты уже ощущал современных политиков и общественных деятелей (от бывшего московского мэра Лужкова и редактора-шестидесятника Егора Яковлева, до дьякона Андрея Кураева, режиссёра Бортко и журналиста Дмитрия Киселёва) персонажами непрекращающегося романа Михаила Афанасьевича Булгакова, и себя частью этого романа…

- Чтобы добраться к вам, я проделала путь 8000 километров, - сообщила М. Чудакова, отметившая в январе этого года своё 80-летие, - мы тут собрались и на машинах доехали до Байкала, и обратно вот теперь едем, через Абакан, Хакасию, ну и так далее…

Рассказ Мариэтты Омаровны – вольный, по памяти. Память её часто уводит в далёкие закоулки, иногда, казалось бы, вовсе не связанные с романом Булгакова, а совсем даже автобиографические (из жизни Мариэтты Чудаковой), но потом выясняется: всё же связанные, и непосредственно, с «Мастером и Маргаритой»! Но так - с самого начала она сделала себя персонажем, вовлечённым в это булгаковское пространство.

Одним из первых сюжетов стал рассказ о том, как они боролись за сохранение той самой «нехорошей квартиры», ныне – музея М. А. Булгакова. Место уж больно хорошее, в центре Москвы, посягавших на него – уйма!

- И тогда Элем Климов (наш великий кинорежиссёр – А.Б.) сказал: «Чтобы удержать квартиру, надо создать булгаковский фонд, ты будешь Президентом, кому как не тебе?», и мы создали этот фонд, и более 15 лет отбивали все попытки захватить квартиру. А сколько было всяких «кандидатов». Помню, один раз вызывают меня, показывают письмо, подписанное каким-то «Академиком НЛО», и там он пишет, мол, в этом доме должны жить дети и внуки благотворителей, жертвующих на благосостояние и развитие Москвы. Каково! Дети и внуки! Я сказала: «А зачем вы мне показываете это письмо? Это не мне, это врачу!» А какие письма идиотские мне самой приходилось писать Лужкову, нашему мэру. Вот вы улыбаетесь, а попробуйте-ка на полутора страницах объяснить в письме к начальству, что дважды два четыре. Чувствуешь себя полной дурой!

Жанр «писем наверх» Михаилу Булгакову пришлось осваивать, когда ему не было ещё сорока, но писал он их в гораздо более тяжёлых условиях, можно сказать: неимоверных, и адресат тех писем: товарищ Сталин. И товарищ Сталин ответил. Позвонил на следующий день после похорон Маяковского.

Булгаков наблюдал эти похороны. У «дома Наташи Ростовой» на Поварской улице показались первые венки, венки, венки, народ… и лишь через полчаса грузовик, который вёл «журналист № 1» Михаил Кольцов… Похороны Маяковского, как и его самоубийство, ошеломили Булгакова! Как и многих, конечно. Когда знакомая принесла газету с прощальной запиской поэта с этим знаменитым: «Любовная лодка разбилась о быт», то Булгаков лишь покачал головой: «Нет, тут что-то другое…».

При жизни он, по словам Чудаковой, Маяковского не любил и почти презирал, ну правда (добавим уже от себя), был несколько раз его партнёром по бильярду, а ещё – свидетелем на свадьбе у М. Яншина и В. Полонской, последней возлюбленной (неточное какое слово!) Маяковского, упомянутой в его предсмертной записке. Но буквально в те же дни апреля 1930-го Булгаков тоже думал о самоубийстве! Сил жить не было, его не печатали уже нигде, все его пьесы, ставившиеся во МХАТе, сняли с репертуара, советскую действительность он не принимал, и не хотел, и не мог, путь заграницу был для него закрыт… И да, он всерьёз думал о самоубийстве, он – думал, а Маяковский совершил, получается, заместил?

В том же году, но в декабре, Булгаков пишет чуть не единственное своё стихотворение, и там были такие строки:

Почему ты явился непрошеный,
Почему ты молчал, не кричал,
Почему твоя лодка брошена
Раньше времени на причал?

О, эта лодка, обо что же она разбилась? И уже в 1940-м году, где-то за месяц до смерти, ослепший Булгаков диктует жене, Елене Сергеевне, такую запись в свой дневник: «Перечитать Маяковского». А тогда, в апреле 1930-го, за несколько дней до самоубийства поэта Булгаков пишет своё письмо…

- Только не Сталину, а всем вождям, это ответил на него Сталин, а само письмо рассылалось тогда по нескольким адресам. Елена Сергеевна разносила, она мне потом сама рассказывала. Тогда ещё у нас был не вождь, а вожди! Вернее, как раз к 1930-му году их уже почти не осталось, прошли чистки, но привычка обращения к вождям ещё долго бытовала. Я помню уже в послевоенное время, году в 1947, мы давали пионерскую клятву, звучавшую так: «Честное пионерское под салютом всех вождей», я потом только открыла для себя, что эта клятва происхождения до 1927 года, когда у нас ещё были вожди…

Неожиданно заговорили о партии, Мариэтта Омаровна напомнила, что было такое понятие «старый большевик» - так называли тех, кто вступил в партию до революции 1917 года, то есть ещё тогда, когда это было опасно: состоять в партии означало находиться под угрозой ареста или ссылки, это требовало мужества. А уже потом, после революции, когда проводили так называемый «ленинский призыв», в партию приняли порядка 50000 новых человек, и отнюдь не интеллигенции, а рабочих и крестьян, для большинства из которых членство в партии уже было отнюдь не опасным, а напротив, возможностью продвинуться, как бы это сейчас сказали: социальным лифтом. «Сталин получил послушную, ручную партию»…

- Я уже года два как не смотрю телевизор, а тут у вас, в гостинице, включила. Там, на одном из федеральных каналов шло одно из этих бесконечных политических ток-шоу. Для обсуждения была предложена такая тема: «Октябрьская революция – это прорыв или катастрофа». И политолог Дмитрий Орлов в качестве положительного эффекта говорил о том, что вот: социальные низы получили доступ в университеты, то есть, значит: наступило равноправие! Я ушам не поверила!

То есть, конечно, низы получили доступ, и более того, в университеты тогда людей правильного происхождения принимали не то, что без аттестата, вообще без всего! Тех, кто в принципе не способен был учиться в университете. Это уж потом додумались и учредили рабфаки. Но с другой стороны: ввели правило, что эксплуататоры в университеты не могут и не будут допускаться. Эксплуататоры – это те, кто пользовались до революции наёмным трудом. В прежние времена, у любого человека с университетским образованием – была кухарка! И этого было достаточно! Из университетов могли исключить сына, брата. Не принимали детей из дворянского сословия, купеческого, детей священнослужителей, то есть тех, кого уже с трёх лет готовили к университетам, учили иностранным языкам, музыке, воспитывали. Выдающийся в будущем академик Пётр Зайончковский 7 лет не мог поступить в университет, пока не отработал на заводе и не получил профсоюзную книжку рабочего. Семь лет из жизни, семь лет потери для науки! О каком равноправии вы говорите?

И в партии тогда интеллигентов прежних поколений заменяли полуграмотные и послушные рабочие и крестьяне. А ведь один из тогдашних, действительно, старых большевиков Николай Ангарский сумел в это время оценить талант Булгакова и даже опубликовать в литературных сборниках «Недра» (начало 1920-х годов) «Дьяволиаду» и «Роковые яйца», последнее – уже явная антисоветчина. И тем не менее, Ангарский считал полезным для партии иметь возможность прочесть эти талантливые вещи, он и о публикации «Собачьего сердца» хлопотал, да не сумел…

Ангарского расстреляют в 1941 году, через год после кончины Булгакова. Но уже с 1927 года Михаила Афанасьевича больше не будут печатать, некому. И тогда он напишет своё письмо вождям. Знаменательная рифма пришла мне в голову – Солженицынское «Письмо вождям Советского Союза», эту рифму Мариэтта Омаровна не привела, хотя привела многие другие.

И потом – Маяковский покончил собой. Были похороны. А на следующий день – звонок товарища Сталина. Вскоре после этих событий (смерти Маяковского и разговора с вождём) в плане будущего романа, начатого Михаилом Афанасьевичем несколько лет назад, появился новый персонаж, пока что его звали просто – «поэт», которого мы теперь знаем под другим обозначением – «мастер», откуда взялось это словечко, и какова тайна Маргариты – узнаете из следующей части.

(продолжение следует)

Айрат Бик-Булатов.


Комментарии

Присоединяйтесь к нам в соцсетях!