​Судьбу Ново-Татарской слободы обсудили в «Буфете»

В архитектурно-образовательном пространстве BFFT (новая площадка Казани для проведения интеллектуальных и культурных событий города, открытая недавно при КГАСУ, в просторечии называемая «Буфетом») прошла презентация проекта «Бистэ 2.0» («Слобода 2.0»), посвященного будущему Ново-Татарской слободы.

Ново-Татарская слобода – территория, берущая начало от акватории Волги, грузового речного порта, простирающаяся до Старо-Татарского кладбища, пока что известная больше как депрессивный район рабочих окраин Казани. Несмотря на близость к центру города, туристов здесь практически не бывает. Обширная промзона, старые здания «меховушки», печальная слава места, откуда берут начало первые в Казани преступные молодежные группировки 1980-х (т. н. «казанский феномен»), не прибавляют Ново-Татарской слободе популярности ни у горожан, ни у гостей татарстанской столицы.

На мероприятии в «Буфете» отнюдь не решалась судьба слободы. Пока еще. Мы просто увидели заинтересованные в этом решении структуры и их представителей.Скоро стало ясно: не всех заинтересованных мы увидели. Главных участников будущей реновации этой территории на встрече не было. Дело поручили малазийским архитекторам и планировщикам, при условии софинансирования проекта правительством Малайзии. Малазийцы приедут в конце февраля или в марте, видимо, со своим проектом. Они уже имели контакты с нашими специалистами-градостроителями. А с представителями гражданского общества, активистами прикладной урбанистики – не имели, да и с местными жителями, подозреваю, тоже.

И далее засвербил вопрос в голове: когда будет по-настоящему решаться судьба слободы – пригласят ли туда участников нынешнего мероприятия? Высказавших столько дельного на нашей встрече! А народ – местных жителей – пригласят ли? Хэдлайнерами (говоря по-русски, закоперщиками) прошедшего в «Буфете» мероприятия стали лидеры Всемирного форума татарской молодежи. Именно им принадлежит концепция «Бистэ 2.0». Они много общались и с местными жителями, проводили свои исследования, а зампредседателя форума, кандидат наук и гражданский активист Айрат Файзрахманов, считает себя потомственным представителем слободы. Его предки жили здесь с дореволюционных времен, и даже отец еще жил в Ново-Татарской. Сам Айрат живет уже в другом месте, но чувствует свою причастность к слободе.

Председатель форума татарской молодежи (куда входят более 100 организаций по всему миру) Табрис Яруллин пояснил задачи, которые они перед собой ставят.

– Мы работаем, в том числе, и как городское сообщество, объединение горожан. Наша задача, чтобы татарская тема звучала в городе, была органично в него включена. Мы уже проводили ряд больших мероприятий, фестивалей и лекториев в Старо-Татарской слободе, ставшей раскрученным туристическим местом. Проводили, например, татарский дизайн-маркет «Печэн-базары» («Сенной базар»), учредили стипендию Марджани по татароведению и многое другое. Ново-Татарская слобода – это территория, напрямую связанная с татарской идентичностью, и поэтому нам важно, чтобы при реновации этого места учитывался и использовался его татарский национальный колорит.

По словам Айрата Файзрахманова, Ново-Татарская слобода один из немногих сохранившихся в Казани уголков городской татарской среды (со своим укладом и преобладающим татарским языком), существовавшей здесь непрерывно с дореволюционных времен до начала 2000-х. В советские времена мы привыкли, что основными центрами, сохранившими татарский уклад, были сельские районы, а тут – город! Гражданские активисты прошли тропами и улицами слободы, собрали впечатления и мнения местных жителей, некоторые из них вошли в подготовленный 12-минутный видеосюжет, другие они передавали нам своими словами на нынешней встрече. Вот некоторые голоса.

«Наши мечети были уже закрыты в советские годы, а бабушки уразу (мусульманский пост), всегда держали, и действовала тогда только мечеть Марджани в Старо-Татарской слободе. Дома наши находились на возвышенности, и мы, мальчишки, забирались на крыши и ждали, когда из мечети дадут сигнал, потом бежали с криками: «Ахшам! Ахшам!» (название намаза после заката солнца, с которым заканчивается время поста на этот день), и бабушки давали нам монетки…».

«Мы все тут друг друга знали, и заборов никогда не ставили… И если там свадьба у кого или похороны – все улицы собирались. А сейчас тут дома стали скупать чужаки и заборы ставить... Кто эти люди? Как они там живут, за забором? Мы не знаем. Многих татар расселили отсюда на «квартала», на Горки (для неказанцев поясним: это неформальные название известных в городе спальных микрорайонов – ред.), а если создать здесь условия, думаю, многие бы сюда вернулись».

«В 1930-е закрыли наши мечети, а потом предприятия всякие сюда перенесли. Мой отец говорил: раньше во всей слободе пили только два человека – утильщик и слепой ямщик Фатих, а вот в 1960-1970-е годы было всего лишь два человека, кто не пил – я и мой брат».

Непоправимый урон татарской городской среде в этом месте был нанесен в 1956 году. После искусственного разлива Волги, образования Куйбышевского водохранилища сюда был перенесен речной порт, в том числе грузовой. В сочетании с проходящей в этом же районе транзитной железной дорогой слобода приобрела очень выгодные условия для организации здесь промышленной зоны и различных предприятий. Старые деревянные татарские дома легко сносились. Ставились длинные заборы с колючей проволокой, жители переселялись.

Еще раньше появилась здесь знаменитая «меховушка», меховой комбинат включал в себя более 10 фабрик и множество зданий. Во время войны он обеспечивал более половины потребностей фронта в меховых изделиях. Хотим мы или нет, сейчас это тоже часть местной среды со своей богатой историей. В кризис 1990-х здесь произошло сокращение производственных площадей. Необходимо было искать пути удешевления производства и думать, что делать с огромными высвобождающимися территориями и зданиями, на содержание которых тратились большие деньги.

Руководство предприятия обратилось к специалистам. В 2001 году здесь впервые появились градостроители-планировщики. «С этого времени, – поясняет Александр Дембич, заведующий кафедрой градостроительства и планировки сельских населенных мест КГАСУ, –мы довольно подробно изучали эту территорию».

Итак, градостроители с потенциальными спонсорами и бизнесменами – обсуждали и планировали работы в слободе, начиная с 2001 года. А «младотатары» (да простят они мне этот выдуманный для удобства их обозначения термин) совместно с Центром прикладной урбанистики всерьез занялись темой лишь два-три года назад, после того, как было публично объявлено, что поднят вопрос о реновации территорий, и заговорили о неких малазийцах… В этой второй группе (т. е. авторы проекта «Бистэ 2.0», спикеры нашего мероприятия) свои специалисты: социологи, культурологи, историки, и тоже – не ниже кандидатов наук.

И градостроители-спецы, и гражданские активисты, прикладные урбанисты разрабатывали свои планы независимо друг от друга и не обсуждая между собой. Вот здесь драма, и корни ее глубокие. Дело даже и в самом подходе к градостроительству и планированию. Термин «градостроитель» – более наш, советский. «Урбанист» – западный. Но он означал именно профессионала, спеца. Эти термины не противопоставляются в западном обществе, как иной раз мы можем видеть в России (и даже в рамках настоящей статьи я профанно развожу «градостроителей» (где больше архитекторов, инженеров и прочих технических спецов) и «урбанистов» (где сильны позиции историков и социологов)). На Западе – урбанистический подход традиционен. И слова «градостроитель» и «урбанист» являются синонимами.

Вот как пояснял это дело доцент СПбГАСУ Владимир Линов: «Специальности «урбанист» у нас не было в том смысле, что градостроитель больше занимается физической формой города, чем связями и процессами, которые ее определяют. Это связано с долгое время бытовавшим и еще сохраняющим позиции сегодня представлением о «градостроительстве» как факультативе архитектуры. В эпохи разного рода абсолютизма подмена первого вторым отчасти возможна (создание «больших ансамблей»), в демократическом и рыночном городе – нет. Не все, но очень многие аспекты жизни общества и культуры выражаются в трехмерности городов, которые оно (общество) создает. Я думаю, что в широком отношении осмысление связей между первым и вторым и есть урбанистика. В узком – это та часть данной интеллектуальной деятельности, которая нацелена на моделирование развития городов».

В мировоззрении казанских градостроителей урбанистский подход теперь тоже укореняется. Показательно: Александр Дембич в своем выступлении употребил уже слова «градостроитель» и «урбанист» как синонимы. Но институционально они остаются разведены. И даже в ощущении самих участников. Марья Леонтьева, социолог, координатор Центра прикладной урбанистики (это - второй организатор проекта «Бистэ 2.0»), выступая на мероприятии по «Скайпу», объявила, что в отличие от архитекторов и проектировщиков, они знакомятся с территорией не с высоты птичьего полета, не по фотографиям аэрофотосъемок, а, что называется, работая в поле, обходя пешком всю слободу, общаясь с местными жителями. Какие здесь архетипы? Визуальные образы? Например, какие наличники на одной стороне, какие на другой? Что служит источником вдохновения в этом месте для жителей? Какие у них проблемы?

Александр Дембич вступился (правда, уже после окончания трансляции) за свое направление: и мы, де, не с птичьего полета, и нам важна история, и даже звуки и запахи местности. Конечно, во многих отношениях две эти группы вполне союзники и должны бы выступать сообща. Но нынешняя встреча – первая. Об этом говорил сам Табрис Яруллин. И то она задумывалась не как встреча двух групп, а лишь презентация проекта «Бистэ 2.0», проходившая, правда, на территории КГАСУ («новое для нас пространство»). Доцент Александр Дембич не был заявлен в спикерах и просто сидел в зале. Буквально за несколько минут до начала мероприятия Табрис подсел к нему и они впервые коротко обменялись мнениями.

И если до начала презентации, журналисты особенно атаковали Табриса Яруллина, Айрата Файзрахманова, Радифа Кашапова, озвучивших потом перед аудиторией такие свои возможные проекты как «музей деревянного зодчества», «туристический маршрут: Болгар – Ново-Татарская слобода – Старо-Татарская слобода» (туристы заинтересованы в новых пространствах, помимо Казанского кремля, и особенно в татарских пространствах), «аудиогид по Старо-Татарскому кладбищу», музыкальный театр и даже «музей ОПГ» («за это на нас уже накидывались журналисты, но, во-первых, мы сами точно не будем это делать, просто предлагаем обсудить эту идею, во-вторых, есть музеи Холокоста или музей Гулага, «музей оккупации» в Риге – они не прославляют те явления, которым посвящены их музеи, но стараются исследовать их природу, предупредить человечество от возможного повторения, вот в этом смысле – можно подумать и о таком музее»)… Итак, если до начала мероприятия и во время оно нам представляли вот эти проекты, то после окончания те же журналисты ринулись к Дембичу, чтобы узнать, например, что есть проект переноса стадиона «Водник», организации на его месте Восточного базара, и идея для «парка молодоженов» и оформления набережной от речпорта до вокзала в спортивный парк-набережную…А сама Ново-Татарская слобода, по задумке, станет и новым деловым центром, с выходом к акватории Волги, и с учетом татарского национального колорита. Грузовой речной порт отсюда съедет уже скоро в Нижние Вязовые. Тогда, скорее всего, потянутся к этому месту и инвесторы…

И вот как оно будет? Воплотятся ли первые проекты? Или вторые? Или и те, и другие? Или приедут малазийцы и все вообще будет иначе?.. Но есть ведь и другой субъект! О нем напомнила Марья Леонтьева. Точнее – недооформившийся. Это местные жители. В отличие от старожилов Старо-Татарской слободы у них нет своей общественной организации, они не являются, значит, полноценным субъектом переговоров ни с бизнесменами, ни с госструктурами. Всемирный татарский молодежный форум представляет их лишь одной стороной, видя в жителях живое воплощение татарской национальной идентичности, характерной для этого места. Но ведь, кроме того, что многие здешние – татары, есть у них и другие нужды: поликлиники и больницы, магазины, общественный транспорт и прочее. Будет ли у местных право голоса?

«Мы ищем татарские места, с утраченной идентичностью, ищем, что осталось, что нужно наполнить новыми смыслами», – говорит Табрис Яруллин. Ездят они по всей России, недавно вот в Оренбурге побывали с похожей целью. В России было более 20 татарских слобод. Конструирование татарской идентичности, например, у татар по всей России, с ориентацией на Казань – процесс тоже не до конца отрефлексированный. На недавнем фестивале «СМИротворец» председатель Гильдии межэтнической журналистики Маргарита Лянге высказывала свои осторожные опасения на этот счет. Тоже нужны дискуссии: напрасны ли эти опасения или нужна коррекция? Многие процессы, происходящие в Татарстане, тут еще недостаточно освещены, особенно, в русскоязычной прессе. Кроме татарской идентичности, молодежь формирует и мусульманскую (при этом во многом просвещенную и вполне либеральную). Припомним проходившую недавно школу мусульманского лидера «Махалля 2.0» (название очень похоже на наименование нынешнего проекта, участники которого, были и на той школе; в исламском мире махалля - часть города размером с квартал, жители которого осуществляют местное самоуправление, почти что слобода!).

Много процессов, игроков сталкиваются интересами, мнениями, проектами вокруг этого места. Возможно, это хорошее напряжение и даст реальной положительный результат для Ново-Татарской слободы, ее людей да и всех казанцев. Безусловно, пространство это важное, и все заинтересованные члены общества и различные структуры должны быть включены в процесс обсуждения. Но прежде надо научиться взаимодействовать друг с другом. Чего мы нам и пожелаем!

Айрат Бик-Булатов.

ФОТОРЕПОРТАЖ