Нет в ней ничего ни от щенячьего восторга весны, ни от щедрой разнузданности лета. Дуреешь от буйства красок. Тонешь в наваждении. И щемит в подреберье. И грудь распирает от невысказанного. И неумолимо тянет изъясниться – не абы как, а именно высоким штилем. Про себя. В крайнем случае – шепотом…
Задерешь голову к небу, отдашься неумолимому… «Есть в осени первоначальной короткая, но дивная пора – весь день стоит как бы хрустальный, и лучезарны вечера»… Тряхнешь головой – батюшки, да это же Тютчев!
Окинешь взглядом пейзаж, и потекло: «И болью сладостно-суровой так радо сердце вновь заныть, и в ночь краснеет лист кленовый, что, жизнь любя, не в силах жить»… Скинешь вуаль очарования и понимаешь: и это было. Фет… Афанасий Афанасьевич…
Присядешь под сосной, привалишься спиной к стволу, пойдешь на поводу у своих мыслей: «Уж небо осенью дышало, уж реже солнышко блистало, короче становился день, лесов таинственная сень с печальным шумом обнажалась, ложился на поля туман, гусей крикливый караван тянулся к югу: приближалась
довольно скучная пора; стоял ноябрь уж у двора»… Стряхнешь оцепенение. Очухаешься. Ан, нет. И это не ново! Александр Сергеевич Пушкин. «Евгений Онегин».
Ничто не ново под луною…
Что в таком случае остается «Казанскому репортеру»? Только одно: расчехлить фотокамеру и остановить прекрасные мгновенья!
Наталия Беспалова.
ФОТОРЕПОРТАЖ
Комментарии