Вход
В Национальной художественной галерее «Хазинэ» открылся вернисаж Никаса Сафронова. «Казанский репортер» побывал на презентации выставки «Избранное» и пообщался с автором картин.
Произведения известного российского художника в Казани не в первый раз. Но с таким размахом они еще никогда не презентовались.
– Я привез более ста картин, некоторые написал специально для Казани по просьбе президента Минниханова. Надеюсь, эти работы останутся в музее или частных коллекциях Казани, – охотно рассказывал предысторию нынешней экспозиции Никас Сафронов. – Рустам Нургалиевич, когда пришел на мою выставку в Бахрейне, сказал, что она ему очень понравилась, и сразу же предложил устроить вернисаж в Казани. Я сказал, что у меня уже были в Казани выставки. Скромные. Минниханов на это: «А я сделаю так, что все будет очень достойно. Все будет замечательно!»
Кажется, президент Татарстана не обманул ожиданий Никаса.
– Для меня Минниханов – интересный человек. Когда мы с ним общались в Бахрейне, он меня заинтересовал своей харизмой и личностью. Тогда он попросил разрешения сделать со мной фотографию для своего «Инстаграма» и тут же ее выложил. Он не закрытый человек, что выделяет его с позитивной стороны.
В Манаме. На выставке Никаса Сафронова.
Публикация от Рустам Минниханов (@rusminnikhanov)
На презентацию выставки в Кремле избранных пускали по строго выверенному списку, для них весь вечер играл струнный квартет, улыбчивые официанты неустанно сновали по залу, предлагая гостям бокалы с шампанским, фрукты и пирожное.
– Вы не смотрите, что здесь пока мало людей, – с улыбкой пояснял художник, – сюда скоро президент подъедет, а с ним, наверное, человек сто еще будет.
А пока власть на торжественном открытии вернисажа представляла заместитель председателя Госсовета РТ Римма Ратникова, сказавшая теплые слова о величии Сафронова, о его душе, отразившейся в творчестве, и о заслуженных наградах и любви зрителей.
– Добро пожаловать в Казань, в Татарстан в любое время года, дня и ночи! – поддержал ее министр культуры РТ Айрат Сибагатуллин.
И публика начала фланировать по залам, в томительном ожидании президента.
Минниханов и впрямь подъехал. Правда, почти через полтора часа после открытия выставки: без четверти восемь тишину кремлевского вечера рассек шум моторов президентского кортежа. И прибыл Рустам Нургалиевич, как ожидалось, не один. Кроме официальной свиты, полюбоваться живописью с ним приехал глава МЧС России Владимир Пучков. Сафронов провел для долгожданных гостей эксклюзивную экскурсию, а затем, за закрытыми дверями, вручил главе республики подарок – свои картины, одна из которых – изображение самого Минниханова.
– Портрет, написанный хорошим художником – а я неплохой, считаю, художник, – лучшее, что можно вложить в историю своей семьи, – уточнил Никас. – Удивительно и обидно, что про меня пишут те, кто ни разу не видел моих работ. Ни один мой знакомый никогда не скажет обо мне плохо, зная меня. Все знают, что я порядочный, профессиональный, много работающий. Приди и воочию посмотри: нравится, не нравится… Я же вижу, сколько людей приходит на мои выставки, и что картины заряжаются их энергией и им свою энергию отдают. В Оренбурге несколько лет назад на моей выставке в ночь перед ее закрытием, когда были уже опечатаны выставочные залы с картинами и включены мониторы, камеры видеонаблюдения зафиксировали летающие шары. Светящиеся полупрозрачные шары залетали в картины и вылетали из них. Эта запись есть даже в интернете. Картины же, как и иконы, заряжаются теми людьми, которые на них смотрят. А я, когда пишу картины, всегда молюсь. Поэтому в них сосредоточена только положительная энергия. Все музеи России приобретают мои работы на всякий случай.
Шары имеют особое значение для Никаса. Ряд его картин посвящен этим геометрическим телам: «Шары желаний в волшебных сучьях», «Шар на удачу», «Волшебный шар над озером Севан», «Взрыв эмоций на фоне сна, или Рождение шара»… Когда-то очень давно художнику привиделся сон, где Леонардо да Винчи, как некое благословение, кинул ему хрустальный шар, тот самый, что держит в левой руке Христос на загадочной картине флорентийца «Спаситель Мира».
– Но пресса вытаскивает на свет лишь скандальные факты, – между тем продолжал размышлять Сафронов. – Это не журналистика. В настоящей журналистике есть глубина, литература, а в казанской журналистике она должна быть особенно. В Казанском университете начинал свою творческую деятельность Лев Николаевич Толстой. Это является знаковым моментом. Журналист – это такой же писатель, который может заинтересовать читателя и заставить его изменить свое мнение. Посмотрите, что сейчас творится вокруг фильма «Матильда». Я знаю Лешу Учителя как очень профессионального человека, который имеют свою точку зрения. Я не видел этого фильма, я не могу судить о нем. Для этого есть киноведы, искусствоведы, люди, занимающиеся изучением такого рода, вида и жанра искусства. У меня есть живопись. Я могу сказать – плохая картина или хорошая, старого мастера или современного. У Леонардо да Винчи девяносто картин и не все удачные. У Микеланджело огромное количество бракованных скульптур. Я не знаю, насколько «Матильда» удачный фильм, я не могу судить о нем глубоко, но я знаю Лешу как хорошего режиссера и как человека порядочного. Никто же еще не видел этого фильма, а все уже судят о нем. Прежде, чем говорить голый король или не голый, надо посмотреть на него.
Пока мы разговариваем с Никасом, люди вокруг нас знакомятся с различными периодами его творчества. Выставка не случайно названа «Избранное». В ее состав вошли произведения, написанные в разные годы и в разных стилях. Но все их объединяет светлое настроение, театральная праздничность и открытый, несколько наивный взгляд на окружающий мир. Смотрю на цикл работ Никаса, посвященных Востоку, и не могу отделаться от ощущения, что передо мной иллюстрации к детским сказкам: настолько целомудрен, ирреален и манящ образ, созданный художником. А вот Венеция, вся залитая солнцем и предвосхищением чуда. Так, наверное, и должен выглядеть подлинный dream vision, которым прославился Сафронов.
– Это новое направление, которое я некогда открыл, изучая экспрессионистов и классическое искусство. Если коротко объяснять: это сны, которые ты помнишь, проснувшись, еще минут пятнадцать, воспроизведенные на холсте.
Кто-то скажет, что в работах Никаса недостаточно глубины, кто-то назовет его портреты коллажами, кто-то поставит под сомнение авторство его работ, кто-то даже сравнит его с Александром Дюма-отцом на которого горбатились литературные «негры», а он лишь ставил свое имя на титульном листе.
– Знаете, это чушь собачья. Именно потому, что я пишу в разных манерах и работаю в трех мастерских (в одной пишу портреты, в другой – символизм, в третьей – dream vision), рождаются всяческие сплетни. Если бы я нанял людей, которые бы за меня работали, я бы показал им как надо делать, научил бы их одной из техник, и никто бы ничего даже не заподозрил. А я все время перехожу из одной техники в другую: я не люблю людей одинаковых, я избегаю женщин одинаковых, мне не интересно работать в одинаковой манере. Я получаю удовольствие от своих экспериментов. Вот если бы на моем уровне – а я самый известный художник в этой стране – нашелся бы хотя бы один, который подтвердил документально, что может также… Нет, я не обращаю внимания на пустые разговоры: собака лает, а караван идет. Пусть говорят все, что угодно… Кто может оценить искусство по-настоящему? Только история. Только зритель. Я иногда смотрю на свои картины посторонним взглядом, через много лет, и думаю: да не такая уж и плохая это работа. Вот мне подарили мои ранние работы, студенческие еще, – там столько импульса, столько энергетики, неожиданных находок!
Сафронов почти всегда улыбается. К нему подходят посетители выставки, просят разрешения сфотографироваться с ним. Никас никому не отказывает. Даже разговаривая со мной, он постоянно позирует для чужих фотообъективов, поворачиваясь к ним анфас.
– Я родился в Ульяновске, в бараке, в бедной семье. Мама – ссыльная литовка из Паневежиса, попала в Ульяновск в 1939 году. Она очень милосердная женщина, была медсестрой при детской больнице. Она приводила к нам каких-то людей, кормила их, давала им нашу одежду. И нам говорила: «Вот вы вырастите, женитесь, проживете лет двадцать, двадцать пять, и решите разойтись. Найдите ту фуфайку, в которой пришли, оденьте ее и уйдите в ней. Заработайте все заново». Так что мама давала мне такие советы, которые провели меня через всю жизнь. Я сказал ей, что хочу в мореходку. Она не отговаривала меня, только переживала очень, молилась. И я после восьмого класса уехал в Одесское мореходное училище. Потом, через год, я сказал, что хочу быть художником. Мама сказала: «Ну если ты хочешь, конечно…» И я уехал в Ростов-на-Дону. Она лишь хотела, чтобы мы – все ее шестеро детей – были честными, порядочными, зубы чистили по утрам, не воровали, не думали плохо о других, никому не завидовали. «Когда будете зарабатывать сами, помогайте другим», – говорила она. Сейчас я написал ее портрет: женщина в черном платке, руки сложила вот так. Мучаюсь с названием…
А названия для Никаса – чрезвычайно важны. Он выпустил комплекты постельного белья «Антихаос в истории космоса», «Магические часы», «Посещение Розовыми фламинго волшебного замка», «В поисках Шамбалы» и «Отражение Мэрилин Монро в лучах заходящего солнца». Им созданы клатч-брик «Стремление, или Праздник вокруг нас», саквояжи «В память Александра Македонского» и «Место, где отдыхает луна». Все эти названия, как и названия картин – «Импульсивное воспоминание о пребывании в Париже», «Солнечное утро где-то в Европе», «Воспоминание о Мопассане. Милый друг» или «В поисках смысла жизни в пустыне мыслей Желтые горы» – абсолютно точно заставляют вспомнить о Сальвадоре Дали. Но именно этого, похоже, и добивается Никас. Между прочим, есть у Сафронова картины, где он изобразил себя рядом с великим испанцем. Одна называется «Двое», а другая – «Философское восприятие двух величин, не включая Вавилонскую башню».
– У меня была работа, которую я назвал «Сон той ночи, когда звезда упала с неба и убила человека». Она была симпатичной по взглядам людей, она им нравилась, но когда они узнавали название, то остывали. И тогда я сократил название до «Сон той ночи, когда...» Представляете, картину тут же купили. Во-первых, людям стало интересно самим продолжить эти слова. А во-вторых, ушел негатив, который в большинстве случаев вызывает отторжение. А смысл… Думаю, что не всегда обязательно его объяснять, людей чаще притягивает в картинах цвет, содержание, техника исполнения. Они могут по-своему воспринимать работу, но она должна их заинтриговать, заставить задуматься.
Картины Сафронова, действительно заставляют задуматься. Если не вечных ценностях, то хотя бы о ценах, по которым их раскупают во всем мире. Это и впрямь дорогое удовольствие. На баннере, ограничивающем импровизированную сцену, где свершалось таинство открытия выставки, так и значилось среди логотипов различных информационных спонсоров: «S. Nikas. Дорогое удовольствие».
– Да, я дорогой художник, по сравнению с другими. Один мой палец оказался в Книге рекордов Гиннеса из-за стоимости. Слышали, наверняка? Год назад я решил застраховать глаза и руки, ведь они – мой хлеб. Отечественные компании меня не страхуют. А британцы не отказывают. Правда, они не страхуют человека, если у него нет недвижимости в ЕС. У меня есть в Турции и на Украине, но это им не подходит. И тут я вспомнил, что десять лет назад один латыш, выразив восхищение моими работами, подарил мне остров. Небольшой, но на границе со Швецией. За страховку я заплатил миллион триста пятьдесят тысяч рублей. И вот однажды в мае, уходя на работу в ночь, я поел шпрот, а банку бросил в мусорную корзину. Утром же, когда вернулся, начал перебирать журналы, газеты и скинул те, что были не нужны, в ведро, где лежала эта самая банка. Задел ее, и повредил палец: сухожилие и кармашек. Операция, потом три месяца мучений. В итоге я получил страховую сумму – девять миллионов рублей. И больше меня никто страховать не хочет. А мой палец оказался в Книге рекордов Гиннесса как самый дорогой в мире, за который была выплачена самая большая страховка, – Сафронов с гордостью поднимает указательный палец правой руки. – Да, я продаю свои работы по триста тысяч, по пятьсот, по миллиону долларов. Вообще, я считаю, что, когда люди покупают тебя за большие деньги, они становятся твоими друзьями, они подтверждают уважение к твоему искусству. А значит, не уважать их я также не могу. Я их люблю, ценю и балую. Но я с удовольствием пишу людей и бесплатно, в подарок. Потому, что это медсестра, потому, что это врач, потому, что это военный, которые что-то сделали для нашей страны. Не все они прославлены, не все они получили награды. Но когда я слышу их историю, мне хочется как-то отметить того или иного человека в своем творчестве.
Слушаю Никаса, и ловлю себя на мысли, что ни одной картины, где были бы изображены такие герои из народа, в «Избранное», почему-то, не вошло.
– Я меняю каждый раз одни картины на другие, что-то дописываю специально для города, где будет экспонироваться выставка. Вообще, в Казани многое выставлено впервые в России – картин тридцать или даже сорок… Тут, кстати, есть и азербайджанские работы, которые еще нигде не были представлены. Есть и казанские сюжеты.
Тут же задаю ему вопрос: когда же он успел поработать на натуре?
– Мне совсем не обязательно лично видеть то, про что я рассказываю в своих картинах. Я просматриваю различные материалы, фотографии и создаю в себе некий образ. Так родились казанские картины. Да и портреты я так пишу. Если ты хороший художник, тебе не обязательно видеть Александра Македонского или Александра Невского, чтоб создать на полотне их образ.
Сколько он написал портретов – сказать сложно: реальных людей, пригрезившихся, кошек в людском обличии… Одних только автопортретов у Никаса – около двух десятков. Три из них он привез в Казань.
– Меня разные художники писали раз десять или даже пятнадцать. Но все эти портреты – неудачные. И тогда я решил, что свой портрет напишу сам. Не хочу быть запечатленным плохим художником.
Зиновий Бельцев.
Комментарии