​Документальное искусство и журналистика: конкуренция или симбиоз?

10 декабря 2016
Мнение

Искусство – как способ проговаривания актуальных, но интимных или слишком личных тем. Об этом на неделе шла речь на лекции известного театрального критика Дины Годер в центре современной культуры «Смена». Журналист и литератор Айрат Бик-Булатов размышляет о том, как журналистика может соотноситься с документальным искусством.

С тех пор как появилась театральная технология вербатим, открывшая дорогу к зрителю т.н. документального театра, театр перестал быть просто видом искусства, а стал еще и коммуникационной стратегией или методом, и с этой точки зрения должен бы, казалось, особенно заинтересовать журналистов, не только рецензентов культурных событий, но и «социальщиков» и даже теоретиков журналистики, но пока что этого не происходит. Ну, мне не видно, может, вам виднее?

Хотя есть и справочники с официальными определениями, мы напомним своими словами: технология вербатима заключается в том, что актеры, что называется, «выходят в поле», к простым людям, носителям каких-то ролей, особенных качеств или признаков: бомжам, проституткам, хиппи, гопникам, просто жителям этого района, в общем – героям, выбранным по определенному принципу или без оного. Далее – актеры записывают интервью с кем-то из них на магнитофон, параллельно стараясь запомнить манеру речи, заикания, паузы, любые особенности говорящего. То, что для журналиста зачастую является просто шумом, для актера – важный материал. И далее – они переносят на сцену, насколько возможно буквально, эти записанные монологи.


Первый из таких спектаклей, кажется, состоял из интервью с лондонскими проститутками. И вот что здесь важно с точки зрения журналистики: при постепенном расширении поля публичности, включении туда множества тем, прежде запретных, мы подошли к таким зонам, о которых люди не хотят или боятся сообщать, не хотят выставлять их на обозрение. При этом, мы (т.е. общество) осознали, что этот разговор нам нужен. Разговор о сексуальном насилии или первом сексуальном опыте, о глубоких психологических травмах у участников войн или заключенных (скажем, не писателей или образованных интеллигентов, а самых простых людей, не важно – за дело осужденных или невинных).

Итак, мы осознали, что есть много важных для нас тем, о которых с журналистами люди не хотят говорить! И тут на помощь приходит искусство! Например, театр! Или документальная анимация! На самом деле поводом для статьи стала как раз лекция по документальной анимации, прочитанная в Казани 7 декабря. Искусство как способ проговаривания актуальных, но интимных или слишком личных тем. Искусство как способ начать разговор, который иначе сложно начать. Вот это о чем, в первую очередь. Искусство как медиастратегия для поднятия, опубличивания таких вот вопросов. И поэтому я считаю, док-театр или док-анимацию можно преподавать на журфаках.

Дина Годер

Казанскую лекцию о документальной анимации вела театральный критик Дина Годер. И это не удивительно, по сути, мы видим продолжение все той же истории, когда некоторый вид искусства – театр, возможно, литература (случай Светланы Алексиевич, прозу которой сравнивают с журналистикой, но чаще именно с вербатимом (ее повести состоят из мало правленых монологов героев, переживших экстремальный опыт), и не случайно как раз театральные вузы гораздо активнее литературоведческих отделений или журфаков работают с прозой этого недавнего нашего нобелевского лауреата (театральные критики свидетельствуют, последние несколько лет в выпускных спектаклях любого вуза обязательно присутствует постановка по Алексиевич), но по этому пути идут и другие искусства, в том числе и анимация: исследуют пограничные, часто интимные стороны жизни человека, его переживания, события, происходившие с ним, о которых трудно рассказать другому, близкому, и также трудно рассказать журналисту, но возможно – актеру или автору мультиков.

Нельзя сказать, что журналистика игнорировала эти темы. Опытный журналист обладает техникой, может убедить, выпытать нужную информацию. Но это совсем не то!

Кадр из фильма «Самолет из Кабула», режиссер Владимир Мукусев, СССР, 1986

«Взглядовец» Владимир Мукусев где-то за год до выхода знаменитой телепрограммы оказался в Афганистане, они снимали фильм «Самолет из Кабула». Одно из его тогдашних воспоминаний, которое он приводит в книге, застряло у меня в голове:

«Это было интервью с женщиной-врачом в центральном кабульском госпитале. Ощущение от того, что мы там увидели, конечно, осталось страшное: крики, стоны, огромное количество раненых, и все они – совсем молодые ребята, навсегда искалеченные либо вообще обреченные никогда не выйти из стен госпиталя… Нам не разрешили снимать палаты, заметив, что в эфир такая съемка все равно не пойдет. «А вот беседу с доктором – пожалуйста. У нас тут есть замечательный хирург…» И вот она, наша героиня, спокойно идет навстречу камере.

В медицинской маске – лицо прикрыто, видны только одни глаза, – она скупо и сдержанно отвечала на мои вопросы. А я был молод и, вероятно, глуп, потому что спрашивал с микрофоном в руке о том, о чем нельзя было спрашивать эту женщину. После «общих» и необходимых вопросов я вдруг выдал «в лоб»: «У Вас есть сын?» – «Да. Ему сейчас восемнадцать». – «Это возраст призыва… А что, если он попадет сюда, в Афганистан?» И она, наверное, боявшаяся этого больше всего на свете, видевшая вокруг боль и смерть, лишь немного промедлила с ответом, а потом выдавила из себя что-то вроде: «Конечно, матерям сейчас очень трудно. Но это долг. И я думаю, мой сын выполнит его с честью». – «Это вы говорите как врач или как мать?» – «Да, это нужно…».

Съемка закончилась, и в то же мгновение она сорвала с себя маску и буквально выдохнула мне в лицо: «Какая же я дрянь! И вы, вы просто подонки, что снимали это… И теперь покажете всем…» Это была фактически пощечина – не физическая, но моральная, беспощадная, заслуженная и запомнившаяся навсегда».

После долгого и мучительного обсуждения, эпизод попал в фильм. И это журналистика. Вот так она работает. Вот тут ее границы. Конечно, с режиссёром анимационного фильма это было бы совсем иначе. Там принцип для подобных вещей такой: берется интервью (весь рассказ – добровольный!), оставляется оригинальный голос, а поверх – мультфильм.

Кадр из фильма «Ложь», режиссер Юнас Оделл, Швеция, 2008

В России еще нет документальной анимации как осмысленного движения. Театр-док – есть. Анимации – нет. Мешает, по мнению, Дины Годер, в частности, то, что мы привыкли видеть в мультипликации что-то сказочное, красивое, хорошо прорисованное, особый мир. Критик считает, что это явление временное и мы нагоним. В общем-то, в том-то и дело, что анимация в этом варианте лишь во-вторую очередь искусство, а в первую – коммуникационный метод. И некоторые ставшие знаменитыми примеры документальной анимации не столь уж хорошо прорисованы. Не это здесь главное!

Главное – присутствует момент остранения. В одном известном фильме монологи мигрантов в Лондоне отданы зверям. Например, «живой картинкой» для одной из магнитофонных записей стал лев. И этот лев «произносит» монолог в фильме, как ему холодно здесь, в Лондоне, в какой тесной конуре он живет… И зритель сочувствует чужаку-мигранту в образе благородного льва. Исследователи театра-вербатима говорят, что очень важно, к примеру, что монологи бомжа произносит не сам бомж, а актер. Актера слушают больше! В документальной анимации действует реальность (например, живой голос, или предметы, или фотографии, и все это суть: «документ») и некое мультяшное «понарошку», создающее тот же эффект остранения.

Кадр из фильма «Вальс с Баширом», режиссер Ари Фольман, Израиль, 2008

Смотрим мы знаменитый анимационный фильм «Вальс с Баширом» (2008), первый в истории номинировавшийся на «Оскар» не в рубрике «мультфильмы», но в категории «лучший фильм на иностранном языке», основанный на воспоминаниях ветерана войны в Ливане… «Я не умел стрелять в людей, и тогда мне сказали, тренируйся на собаках, ты должен убить все стаи собак в округе, и я убил этих собак, и теперь они мне снятся каждый день…», вот смотрим это, и успокаиваем сами себя! Ну, мультик же! И в конце – на несколько секунд, как выстрел: кадры реальной съемки боя!

Документальная анимация совмещает реальности, подлинную и анимационную, и из этого происходит воздействие на аудиторию. И в данном случае – это подчас важнее филигранной отделки рисунков. Анимация как способ высказаться. Бывшие узницы тюрьмы социалистической ГДР признавались, что никогда бы не решились рассказать о пережитом телевидению. Рисунки, оформляющие их рассказ, просты, почти схематичны, в технике, близкой Кентриджу, южноафриканскому художнику, борцу с режимом апартеида: рисунки возникают, потом стираются, чтобы уступить место новым, все это на однотонном сером (тюремном?) фоне, за кадром – голос бывших узниц.

Кадр из фильма «Сломленные – женская тюрьма в замке Хоэнек», режиссер Фолькер Шлехт, Германия, 2016

Иногда это рисунки самих участниц фильма, любительские, наивные, что дает дополнительный эффект. Свои рисунки отдала режиссеру бабушка, ведшая таким образом дневник, во время войны их семью угнали на работы в Германию… Режиссер лишь немного скомпоновал, и «оживил» их, получился фильм. Иногда – не рисунки, а предметы. Еще одна, на этот раз аргентинская, бабушка рассказывает, как во время «грязной войны» (общее название для мер государственного терроризма – массовых похищений, пыток, бессудных казней, – предпринимавшихся аргентинскими военными диктатурами и достигших наивысшей точки во время правления последней в XX веке военной хунты в 1976-1983 г.) похитили ее дочь. «Действующие лица» мультфильма – предметы, фотографии, они оживают под рассказ. Очень важен тут тембр голоса, интонация живого человека.

Такой исповедальности журналистика достигает редко. Вспоминается еще один пример из времен эпохи перестройки – того самого времени, когда наша журналистика и занималась активно взламыванием прежних границ не только в смысле общественно-политическом, но и вторгалась в личное пространство, либо сферы, где обычно происходило непубличное общение (иногда довольно нахально это делала, как, например, Александр Невзоров в «600 секундах»). Но был там такой репортаж Евгении Альбац под названием: «Репортер получил задание: родить», вышедший в «Московских новостях», где молодая журналистка рассказывала о своих интимных переживаниях и страданиях от мытарств в советском родильном доме. Успех был ошеломляющий, сама Альбац объясняла его так:

«В советской печати слова "бюстгальтер", "трусики для беременной" и проч. употреблять было не принято, детей, как известно, тогда находили исключительно в капусте. Репортаж о том, что это такое – рожать в советском роддоме, был уже совершенно другим. Весь – боль от того, что главное событие в жизни твоего ребенка, да и в твоей тоже, произошло в условиях, далеких от понятия "цивилизованные"». Да, журналистка смело «пустила» читателя в свое личное, и хотя до того такое «было не принято», но в этом случае, когда сам журналист рассказывает о себе, психологического отторжения у читателей не возникало. Оно возникло у меня, например, когда я читал материалы летних практик моих студентов, в одной из которых для спецпроекта одного из федеральных изданий студенты-журналисты проводили опрос бабушек об их первом сексуальном опыте. Были приложены фотографии этих бабушек, и сами монологи (особенно некоторые) были настолько откровенные – ибо, да что уж теперь скрывать? – что возникло ощущение неприятное, некой нечистоты.

Кадр из фильма «Никогда, как в первый раз», режиссер Юнас Оделл, Швеция, 2006

И вот на лекции по документальной анимации нам показывают мультфильм: целых четыре монолога на эту тему, каждый обрисован в разной технике. И никакого отторжения нет, мы увлеченно смотрим историю, попутно восхищаясь разнообразной техникой режиссера и художника. Нам показывают далее, что док-анимация – не только оформление монологов, это и способ вести расследование (например: мульт о судьбе молодого румына, арестованного в Польше, «забытого» и сидевшего без суда, начавшего голодовку и в итоге скончавшегося; его история рассказывается с помощью рисунков, коллажей и фотографий), а еще это способ познания города и освоения городского пространства – «полотнами» становятся стены домов, трубы, опоры мостов.

Россия нагонит и будет использовать документальную анимацию, считает Дина Годер. Сама она – «нагнала». Когда работала редактором отдела культуры в журнале «Итоги», однажды оказалась перед фактом: ее журналисты не очень хотели браться за рецензию фильма в этом жанре. Киношный рецензент отсылал к театральному и наоборот. Пришлось взяться самой! Но думаю, и нам надо «нагнать». Это может быть техникой рассказа о сложных, но важных проблемах, и документальная анимация не всегда делается долго, что очень важно для нас, занятых в сфере масс-медиа и понимающих, насколько ценится здесь оперативность. Конечно, документальное искусство не сводимо к разновидности журналистики, но иногда оно может решать те же задачи, которые стоят перед журналистикой, и делать это эффективнее, вот о чем я подумал по итогам замечательной лекции, познакомившей нас с самыми известными и самыми последними работами в жанре док-анимации.


Айрат Бик-Булатов.

Комментарии

Присоединяйтесь к нам в соцсетях!